Как Институт имени Сеченова стал дворцом пионеров

«Руины, разрушенные дома, улицы. После тех горестей, которое перенесло население вместе со всей страной, безусловно, рождается огромное желание все это забыть. А забыть это возможно самым простым способом — как можно быстрее начать восстанавливать родной город, как можно быстрее вдохнуть жизнь», — рассказывает о послевоенном Севастополе главный научный сотрудник отдела «История России» музея обороны Севастополя Инна Островская.

Конец 1940-х. Севастополь весь как огромная стройплощадка. Но в историческом центре с белыми вновь отстроенными домами контрастирует полуразрушенное здание бывшего Института имени Сеченова. Восстанавливать его пока не берутся: палаты и медкабинеты люди приспособили под квартиры. Расселять семьи некуда: строители сами живут в сборных домиках и даже палатках.

«Те, кто в Севастополе в этот момент находился, идут на развалины, тащат фанеру, двери, перекрытия, обустраивают свой быт, — продолжает Инна Островская. — И. конечно же, неотъемлемой частью была печка-буржуйка. Трубу в окно, уголь в печку, коптит буржуйка на эти белоснежные прекрасные стены, но кому до этого тогда было дело?».

Старший прораб «Севастопольстроя» Софья Алмазова, которая тоже жила здесь, вспоминала: «В шахте лифта на проржавевших до предела тросах висела кабина. А под ней, забив решетчатые двери фанерой и досками, жила пожилая женщина. Кабина весила не менее полутонны, а женщина считала, что проживает с комфортом и спокойно спала по ночам».

Расселение этих трехсот человек началось лишь летом 56-го силами городских предприятий. Уже было решено, что в здании эвакуированного института будет создан дворец пионеров, который разделит помещения с добровольным спортивным обществом «Строитель». В проекте 1950-го года, составленном еще архитектором Гришиным, в левой части, где сейчас театр танца, предусмотрены спортивный зал, зал штанги и раздевалки. Но проект отклоняют. И в 1953 году разработать новый, уже без спортзалов, поручают фронтовику Александру Бобкову.

«На фронт он идет в марте 1942 года командиром лыжного взвода, участвовал в спецоперации на Калининском фронте, дважды ранен, второй раз тяжело, — рассказывает Островская. Биографию Бобкова по крупицам собрали в музее обороны. — И в результате этого тяжелого ранения он списывается. А в мае 45-го приходит на работу инженером — по профессии в Балвоенморпроект. И потом оказывается у нас в Севастополе в начале 50-х годов и сразу же заявляет о себе как о прекрасном архитекторе».

Для Александра Бобкова самое важное — сохранить исторический облик здания, каким еще в начале века его задумал другой Александр — Вейзен. По проектам Вейзена в городе построены мечеть, караимская кенасса, лютеранская кирха, Аквариум. Все четыре фасада здания института разные, на морском — окно в три этажа, на крыше — римские колесницы и мифологические существа, охранявшие здание от злых сил. Светильники перед главным входом держат женщины в античных одеяниях. На площади Корнилова — фонтан.

«Изначально городской архитектор Вейзен получил возможность исследовать такого же назначения архитектурные сооружения в Европе: в знаменитых курортных местах: французской, итальянской, немецкой Ривьере, — говорит Марина Соловьева, главный архивист Архива Севастополя. — Специально для этого получил деньги на служебную командировку от Городской думы, именно в стиле, характерном для средиземноморской архитектуры он и спроектировал такое курортное здание в Севастополе».

Физиотерапия обретала здесь черты науки

Версии, какой это стиль, у горожан расходятся: ренессанс, классицизм с элементами модерна или неоклассицизм, который при восстановлении обрел черты сталинского ампира? Но специалистов не запутать даже такому непростому зданию. Архитекторы говорят: неоклассицизм. Стиль для русского юга редкий.

«Настолько яркие черты этого стиля проявлены здесь, то есть каждый элемент, который мы возьмем на фасаде: колонны, пилястры, горизонтальное членение фасадов, карнизы, сандрики над окнами, розетка с той стороны — говорит о том, что это яркий представитель неоклассицизма», — констатирует старший преподаватель кафедры архитектуры и дизайна Института развития города СевГУ Светлана Долганова.

Для начала века проект сложный, и работы затягиваются. В 1914 году завершал их уже другой архитектор Владимир Чистов. Возводили институт на остаток кредита, полученного на строительство городской канализации. Стоимость здания — по нынешним ценам — превысила миллиард рублей, но принести в городскую казну оно должно было еще больше. Его задумывали как санаторий, где от заболеваний суставов, сердца и поражения нервной системы трудящихся со всей страны будут лечить солнечными и морскими ваннами, массажем, магнитом и электротоком. Возможно, именно в Севастополь Остап Бендер посылал Кису Воробьянинова: «Предводитель, вам пора уже лечиться электричеством!»

«Присоединяли два электрода на парализованной руке, на запястье: включали электрический ток, и мышцы под действием электрического тока произвольно сокращались, то есть имитировалась деятельность руки, пораженной, допустим, при инсульте», — объясняет Александр Зубарев, директор народного медицинского музея Севастопольского морского госпиталя.

«Городская дума пригласила заведовать этим учреждением профессора варшавского университета Александра Ефимовича Щербака, — дополняет Марина Соловьева, — и Щербак перед Городской думой поставил два условия: во-первых, это не просто принятие грязевых, морских ванн, а это научно-исследовательское учреждение, которое занималось изучением всевозможных видов физиотерапии, физиолечения и курортологии. Вторым условием Щербак выдвинул: часть пациентов будет лечиться на безоплатной основе».

«Точка кипения» в бывших морских ваннах

По соседству было выстроено еще одно здание: севастопольцы знают его как роддом. Сейчас оно передано Институту развития города СевГУ под развитие «Точки кипения», а первоначально было запроектировано для принятия морских ванн. Возраст здания выдают только дизайн лестницы и плитка на полу. Впрочем, это дом с секретом.

«Этот подземный ход вел прямо из здания к морю. То, что сейчас он загорожен, его просто перекрыли — после войны замуровали фактически, — показывает ход Алексей Тихонов, директор Института развития города СевгУ. — И здесь были технические помещения. Что здесь было до революции? Были ванны прежде всего, был переток соленой воды из моря в эти ванны и, скорее всего, какие-то технические моменты».

Затопленные и засыпанные подземные ходы есть и в самом здании института — по ним подавали морскую воду для бассейна, который располагался под колоннадой — с видом на бухту. Уже через несколько месяцев после открытия здесь побывал император Николай Второй. Шла Первая Мировая, и в палатах лечили раненых.

«Вот так он описывает это событие, — Александр Зубарев зачитывает цитату из дневника императора, — „30 января, пятница, посетил прекрасное учреждение — романовский институт всяких лечений, где пользуются многие раненые пациенты“. Коротко, но отметил в своем дневнике, что такое благостное впечатление институт оказал на нашего императора».

Сюрпризы послевоенного времени

В первые же дни Великой Отечественной институт эвакуируют в Казахстан и после войны он вернется уже в Ялту. По воспоминаниям защитников Севастополя, до апреля 1942 года здание оставалось невредимым, пока на него прицельно не сбросили несколько авиабомб. В архиве музея обороны есть цветное немецкое фото, где уже видны разрушения. В 1950-е здание преподнесло строителям неприятный сюрприз: морской фасад оказался нашпигован неразорвавшимися снарядами. Около 30 боеприпасов легко вошли в относительно мягкий инкерманский камень и остались в нем на целое десятилетие.

«Как вспоминает та же Алмазова: в прорабскую пришел Михаил Смагин, который рабочей бригадой руководил, и так тихонько на стол ей положил, развернув в ткани, неразорвавшийся снаряд — он блестел так, как будто только что с завода», — рассказывает Инна Островская.

Извлекать снаряды пиротехникам помогали строители. А затем началось кропотливое восстановление фасадов и полная переделка внутренних помещений. Медицинское учреждение предстояло превратить во дворец пионеров. От лифта отказались — его шахта стала атриумом. Вырубили перекрытия в боковых крыльях, чтобы обустроить концертные залы. Просчитали сейсмическую устойчивость.

На самом проекте стоит фамилия Бобкова, а на чертежах фонарей, вентиляционных решеток, балясин — одного из самых известных архитекторов Севастополя Адольфа Шеффера. Но на тот момент ему еще не было 30-ти, и он только приехал в город. Реставрировать элементы декора начали из бетона, перемешанного с пылевидными отходами инкерманского карьера, эту технологию даже запатентовали под названием «литой инкерман». И дело было не в том, чтобы удешевить или убыстрить строительство: архитекторы просто не верили, что в городе остались мастера, способные выполнить резьбу по камню.

«Были такие специалисты как Семиохин Семен Семенович. Он учился ремеслу у своего отца, — говорит Инна Островская. — Отец работал на строительстве здания Панорамы при Рубо, передал свои навыки сыну. Сын передал своим сыновьям. И над восстановлением Севастополя работал не только Семен Семенович Семиохин, но и два его сына, тоже резчики по камню».

Дворец над морем

22 апреля 1962 года — в 92-ю годовщину со дня рождения Ленина дворец торжественно открыли! Галина Торохова до сих пор помнит свои эмоции, когда в 66-м вместе с родителями переехала в Севастополь из Николаева и пришла сюда в хореографический ансамбль «Счастливое детство».

«Само здание, конечно, производило колоссальное впечатление на девчонку 10 лет, — вспоминает Галина Михайловна. — Поднимаешься наверх и, как поется в нашей песне Бориса Миронова „Добрый день, мой дворец!“ — это так и осталось в душе, сколько бы лет не прошло. Сегодня, когда я шла сюда во дворец пионеров и поднималась по лестнице, мне показалось, что лестница стала меньше. И я вспомнила, как мы на этой лестнице сидели, ждали концерта, мне тогда она казалась очень большой и очень высокой!».

В 1975 году Галина Михайловна снова сюда вернулась, только уже педагогом, и встретила будущего мужа, он вел авиамодельный кружок. Сегодня здесь занимаются почти 3,5 тысячи детей. В здании 136 помещений, но занятия проходят лишь в 38. В остальных хранят декорации и костюмы.

Дворец в ожидании реконструкции: нужны не только современные системы хранения типа мебельных пантографов — необходимо менять стеклопакеты и систему отопления, ремонтировать крышу и морской фасад, который находится уже в аварийном состоянии. И спустя 70 лет новому архитектору предстоит составить проект восстановления здания. Севастопольцы просят вернуть на крышу статуи. Какие — мнения разделились: одни за пионеров, созданных Станиславом Чижом, другие — за античных героев Александра Вейзена.

«Надо восстанавливать пионеров, потому что облик 60-х нам ближе, — считает Александр Осокин, директор дворца детского и юношеского творчества. — Пионеры не сохранились, когда их демонтировали. Каркас у них был из арматуры, на которую сверху налепливался гипсовый состав».

Александр Зубарев предлагает следовать течению времени и слева поставить римскую колесницу, а справа — пионеров, чтобы подчеркнуть преемственность эпох. Тем более, что события, происходившие в этом здании, созвучны с историей страны в первой половине 20 века. Построенное при Российской империи, оно пережило две мировые войны, революцию, смену политического строя, меняло назначение и названия, но так и осталось одним из самых величественных в городе — дворцом над морем, как в 1962-м назвали его севастопольские журналисты.

Ольга Щирица, Александр Попов, Инна Лисинец

Следующая статья

Приморский бульвар – каким мы его не знаем

Физиотерапия обретала здесь черты науки

«Точка кипения» в бывших морских ваннах

Сюрпризы послевоенного времени

Дворец над морем

Комментарии