Музейную экспозицию, посвящённую подлодке «Курск», дополнили записками погибших моряков
Владимир Бражкин, в прошлом сам подводник, вспоминает о сыне Александре. Отличник учёбы, получил погоны старшего лейтенанта, переехал из тёплого Севастополя в северный город Видяево. Служил на атомной субмарине «Воронеж», которая стояла на соседнем причале с «Курском».
«Предложили ему выйти в море в составе экипажа „Курска“, инженером группы дистанционного управления. На что он дал согласие и вышел в море. После выполнения боевой задачи, стрельбы практической новой торпедой „Шквал“ они вышли на „обеспечение“ каких-то мероприятий. Каких — мы до сих пор не знаем, к сожалению», — рассказывает отец Александра Бражкин, члена экипажа АПРК «Курск» Владимир Бражкин.
12 августа «Курск» находился на манёврах в Баренцевом море. По версии расследования, события развивались так: в назначенное время атомоход не выстрелил учебной торпедой и не вышел на связь. Лодку обнаружили лежащей на дне, а субмарины такого проекта не могут самостоятельно лечь на грунт. Севастопольцы особенно следили за спасательной операцией: многие знали членов экипажа лично.
Водолазы пытались пристыковаться к аварийному люку, связаться с моряками через перестукивания по корпусу. Была надежда, что кто-то ещё жив. От иностранной помощи командование флота отказалось, но у российских моряков не было всего необходимого для спасения оборудования. Те годы хорошо помнит Юрий Тарариев. Тогда он служил в севастопольской дивизии подводных лодок.
«Мы не могли запустить дизель-генераторы, чтобы обогреть личный состав, который находился в кубриках. Они в шинелях и шапках спали. Вот в каком состоянии флот был. Сегодня многие это забыли, но так было. Курск — это последствие той политики, когда резали корабли, подводные лодки. Когда считали, что это уже не надо ничего, что за нас кто-то сделает», — говорит директор Севастопольского военно-исторического музея фортификационных сооружений Юрий Тарариев.
Только спустя неделю «Курск» обследовали водолазы. Специалисты открыли кормовой аварийный люк и поняли: давление внутри корабля и снаружи одинаковое, выживших нет. Официальную версию назвали следователи: взрыв перекиси водорода — окислителя для топлива торпеды. Но не все её приняли.
«Моё мнение, как бывшего подводника — это было не так. Потому что температура в эпицентре взрыва была такая, что плавился даже металл. А перекись водорода даёт всего 750 градусов температуру, титан не был бы повреджён, — считает Владимир Бражкин. — Странная картина разрушений, края пробоин вогнуты внутрь и оплавлены. Это говорит о том, что было внешнее воздействие».
С «Курска» подняли 115 тел подводников, троих членов экипажа так и не нашли. Спустя год погибшую лодку отбуксировали на Росляковский судоремонтный завод, там крейсер разобрали на металл.
К 20-й годовщине трагедии в экспозиции, посвящённой атомной подводной лодке «Курск», появились новые уникальные экспонаты. Личные вещи подводников, чертежи конструкторского бюро «Рубин» — по этим схемам инженеры планировали поднимать затонувшую лодку. Но больше всего чувство трагедии передают записки моряков, которые они писали на ощупь, в темноте, в затопленном девятом отсеке.
- ... в 9-м отсеке 23 человека. Самочувствие плохое, ослаблены действием угарного газа при борьбе за живучесть... При выходе на поверхность не выдержим компрессию.
- Шансов, похоже, нет, процентов 10-20...
- ... если у вас это письмо — меня уже нет.
Ростислав Колмагоров, Александр Соловьёв
